Жизнь обломала крылья... Мне обломали крылья....
Есть в этой фразе что-то неправильное, сомнительное. Разве можно обломать

крылья тому, кто хочет летать? Можно его давить, можно его пытаться согнуть,

сломать, но лишить крыльев, если он сам не хочет их лишиться? Если несмотря ни

на что не сгибается?
Значит, все-таки, мы сами их себе обламываем, но просто боимся это признать?

Сами, своими сомнениями, усталостью, страхами и цинизмом, который тоже

пытаемся назвать "жизненным опытом"? За которым прячемся, заранее стараясь

обезопасить себя от возможной боли, который выставляем перед собой, как щит -

"я это и так знал, я сразу говорил..."? Может, мы это делаем, потому что

боимся летать? Боимся, что можно упасть, и будет больно? Сами бессильно

покоряемся, соглашаемся их лишиться из страха перед возможной неудачей? И сами

себе их ломаем, насильно, а потом прячемся от осознания того, что сами же с

собой сделали? Не про нас ли это:

Когда я вижу сломаные крылья
Нет жалости во мне, и неспроста
Я не люблю насилья и бессилья
Вот только жаль распятого Христа...

Распять Его смогли. Но разве смогли обломать крылья?

Да уж, вроде пишешь так вот абстрактно мысли, а реальность потом начинает подкидывать подтверждения. То ли просто начинаешь обращать внимание на тему, то ли пророк (скромно так)