Родился страх. И стал расти от страха, что все вокруг его не замечают.
От страха и палач себе и плаха. И это было самое начало.
Страх вырос. Стал огромным эгрегором, питаясь страхом маленьких вассалов,
которых, разыскав по тёплым норам, прожорливое чрево засосало.

Страх возгордился и придумал Имя. Назвавшись для вассалов Сатаною,
он обложил их данью непосильной. Висел, как горб, за каждой спиною.
Вассалы для него писали книги и новых новобранцев обучали.
И воцарилось над Землёю Иго, а НеБеса, закрывшись, замолчали.

Прошли эпохи. Ложь за каждым троном – одно из устрашающих орудий.
А правду в резервации, загоны от страха загоняли сами люди.
Ведь страх давно одел личину правды, сшил для вассалов белые одежды,
Придумал небо. Для послушных – лавры, а прочим всем – по мытарству за грешность.

Особо непослушные – на плаху. Им в назиданье головы рубили.
Вот тут дал Сатана, пожалуй, маху. Они без страха в Вечность уходили.
И возвращались музыкой и словом, тугой струной бродячих менестрелей.
Любили от острога до острога и пели песни детям в колыбели.

А НеБеса прорвали морок неба, и пролетел сквозь рваную прореху
на запах молока и запах хлеба посланник Света в помощь человеку.
Так… лишь глаза и пара лёгких крыльев. Смешных каких-то – радужных и звонких.
Смеясь, он кувыркался в звёздной пыли, похожий на весёлого ребёнка.

Страх с трона сполз, удушливый и тёмный. Раскинул паутиновые сети.
Пожалуй, что такого он не помнил за прошлые свои тысячелетья.
Навис над крохой, Солнце заслоняя. А на Земле глаза подняли люди,
почувствовав, что там, на самом крае – сражение за их людские судьбы.

А этот мотылёк, ребёнок Света, смотрел сквозь страх прозрачными глазами,
как будто вовсе страха не заметил, летая по просторам Мирозданья.
«Слепец! Он в слепоте своей опасен!» – И в Страхе страх взорвался мегатонный.
А мотылёк в неведеньи прекрасном планету гладил маленькой ладонью...
(с)