Чувства озябли, и слог продрог,
на выразимом лежит печать.

Город, заснежен и многоног,
мёрзнет, торопится добежать
до безопасных уютных нор —
чувствует, видимо, взгляд в упор.

От постиженья других устав,
я утверждаю иной устав
(не исключая игры ума,
как неизбежного корня зла).
Впрочем, во что бы не облекла,
всё без остатка пожрёт зима.

Вот он каков, черновой конспект:
если от света родится ложь —
значит, у света нечистый спектр,
значит, сам свет изначально тьма?

Господи, с кем ещё сопряжёшь,
прежде чем станет понятно мне,
что я Тобою пишусь вчерне,
что из ниспосланных мне щедрот
лишь на любовь ненасытный рот
сроду не стоило разевать,
как на сосок, что украла мать?

Я постигаю за пядью пядь:
лбом, не имеющим и пяти,
можно пробиться из тупика —
чтобы чуть позже соорудить
новый.

С уступчивостью катка
жизнь, перевал некрутой пройдя,
с горки уже набирает темп,
и основной из насущных тем
стало "сторожко, не очертя",
стало "подумай — потом отрежь".

Только вот нужно — "зачем живёшь?"

Если в ответе зияет брешь,
верно, мой свет — изначально ложь?
(с)