На Руси, в православном мире, Днем любви считают 8 июля (по новому стилю) - день памяти святых Петра и Февроньи. В Москве в Центральном архиве хранится бесценная книга XVI века "Великих Миней четий", или "Сборник житий". Есть там такие строки: "Месяца июня в 25 день. Повесть о жизни святых чудотворцев муромских, благоверного и преподобного князя Петра, нареченного в иночестве Давидом, и супруги его достохвальной Февроньи, нареченной в иночестве Ефросиньей. С предисловием и похвалой".

Вот история этой необыкновенной любви.

В княжеской опочивальне было полутемно. Окна в палатах прикрыты от яркого весеннего солнца. В красном углу тихо горели лампады у киота с иконами Богоматери и Христа. Да незаметный инок в черном чуть слышно читал псалмы.

- Аника... Аника, - слабым голосом позвал с постели Петр, молодой муромский княжич. Дверь скрипнула, и верный служка, здоровенный мужик Аника, пригнув голову под притолокой, тотчас вошел и замер.

- Устал я, Аника, - негромко заговорил княжич. - А скажи, за что мне наказанье такое? Все эти струпья, язвы по всему телу - от яда змеиного? Сколько уж лет неизлечимый. В той битве я ведь не только брата от змея спасал, а и Муром наш. А, может, всю Русь православную от злого гада спас.

Аника сел на лавку:

- Я, княже, кажется, нашел тебе еще лекарей. Есть в Рязанской земле такое сельцо Ласкаво. Старики говорят, может, там тебя от хвори избавят.

Петр приподнялся с подушек. Глянул с надеждой:

- Так чего ж ты медлишь? Собирай возки! Едем!

На второй день пути, разбрызгивая копытами весенние лужи, княжеские кони остановились, наконец, в бедном сельце, у крайней, старой избенки. Ворота были открыты. Аника быстро вошел в горницу. И замер от удивления. По комнате прыгал серый, уже в весенней шкурке, зайчишка. А за ткацким станком сидела девица с русой косой до пояса.

- Скажи-ка, девица, - поклонился Аника, - где твои мать с отцом?

Не поднимая головы от работы, она смиренно ответила:

- Родители пошли к соседям взаймы плакать. А брат меж ног своих в глаза смерти глядит.

Аника поглядел на прыгающего зайца, помялся. Про себя пожалел красивую, но бедную дурочку. А она вдруг подняла на него ясный взор и сказала:

- Экий ты неразумный. Не постучался. Застал меня в простоте и неприбранной. А родители у соседей покойника оплакивают. Когда же за ними смерть придет - соседи поплачут. Это и есть плач взаймы. А брат мой - древолаз, в лесу бортничает. На высоком дереве мед берет. Сквозь ноги в глаза смерти смотрит. А меня зовут Февронья. А я слуга муромского княжича Петра. Его змей ядом обрызгал. От лютых язв он совсем извелся. Если вылечишь - много даров обещает.

Девушка поднялась, опустив глаза:

- Даров мне не надо. Только вижу одно: будет здоров, если стану его женой. А нет, не смогу излечить. Бог силы не даст, - и погладила зайца, что прыгал рядом на задних ногах.

Тут Аника совсем опешил. Вспомнил примету: заяц в избе - к свадьбе. Побежал к своему юному княжичу. Беря его из возка на руки, изболевшегося и легкого, все же не мог скрыть странных подробностей. Петр раздраженно рассмеялся. Мыслимо ли княжичу брать в жены дочь какого-то древолазца? Пусть даже целительницу. Но в избе, взглянув на смиренную Февронью-красавицу, все же стыдливо промолчал. А она, глядя лишь на Анику, сказала:

- Прежде всего повели истопить баню. И выпари там хорошенько своего господина. А потом натри его вот этим. Но один струп на плече оставь. - И, зачерпнув из бочонка кислого квасу, протянула ковшик Анике.

В баньке после жаркого мытья Аника натер княжича кисляжью с головы до ног. И - о чудо! - пока распаренный Петр отдыхал на лавке, язвы на теле подсохли и отвалились. А кожа стала белой и чистой.

Стоит ли говорить, с какой радостью княжич пустился в обратный путь, какую силу почувствовал во всем теле, как легко бежал вверх по ступеням в свои хоромы! Кинулся к старшему брату Павлу с радостной вестью. Но вдруг, не добежав и до середины палаты, повалился на пол от страшной боли. Гнойные язвы на глазах у всех стали вновь покрывать его лицо, руки, тело.

Ночью, при свете лампад и свечи, он поведал брату подробности встречи. "Грех на тебе. Она исцелила тебя, а ты возгордился, уехал обманом, - шептал в сердцах ему Павел. - Вспомни слова апостола: "Всякий возвышающий себя унижен будет. А унижающийся возвысится". Умоляю, поезжай к этой Февронье. Покайся перед ней и Богом. Посватайся. Может, простит. И, может быть, исцелишься. Покаянье тебе нужно, а не ей и не Богу".

Петр слушал молча, склонив русоволосую голову. Подойдя к иконам, перекрестился. И велел Анике посылать в Ласкаво к Февронье сватов, чтобы обручиться с нею в Солотчинском монастыре летом на Петров день. Смиренная девушка не обиделась, только сказала: "Кланяйся господину, но пусть не коляски готовит, а сани". Аника опять мысленно посмеялся над странной девицей. Однако 29 июня с утра начался такой снегопад, такие хлопья повалили с неба, что замело дороги. И заготовленные Петром сани как раз пригодились.

Стоя в церкви пред алтарем рядом с невестой, княжич уже не стыдился избранницы. В Муроме князь Павел радостно, под колокольный звон, с иконой Богоматери встречал молодых у княжьих палат. Челядь, ликуя, выстроилась рядами. "Совет вам да любовь!" - кричали на пиру.

• 
• 
•