Я думаю, эмансипация - это еще не главная беда. Ну водят женщины наравне с мужчинами самолеты и курят сигареты, ну носят брюки и таскают рельсы... Нет, это еще полбеды. А куда страшнее эмансипации - феминизация! То есть когда, наоборот, мужчины наравне с женщинами. Холят длинные кудри и ходят на высоком каблуке, вышивают болгарским крестом, выпивают французский парфюм, теряют мужской характер и обретают женскую логику.

Казалось бы, хватит, мужики, все, докатились, феминизировались, пора остановится! Но нет, если эмансипация дошла до предела, то уж феминизация и вовсе не знает границ. Читаю газеты. Новая Зеландия: "Профессор Питер Джексон пришел к выводу, что мужчина в принципе может выносить и родить ребенка." Франция: "Более тридцати процетов мужчин уже готовы обдумать проблему вынашивания своего ребенка." Лос-Анджелес: "Всемирно известный киноактер Дастин Хоффман заявил: "Мужчинам давно пора рожать."

Представляете?! Нет? А я довольно живо себе представил...

Темный осенний вечер. Жена, как обычно, задержалась на собрании. Потом забежала выпить пива с подругами. А мне сегодня как-то не по себе. С утра подташнивает. И очень тянет на солененькое.
- Ну раз не спишь, сообрази чего-нибудь перекусить!
Я покорно ставлю на плиту котлеты. В сковородку невольно падает непрошенная слеза.
- Чего киснешь? - Жена бодро хлопает меня ниже талии. - Ну было собрание, потом с Танькой Кузиной по пивку... Ну, чего стряслось?

Я сильно краснею и застенчиво шепчу ей на ухо.
- Не может быть! - Сияет жена.
- Может, - очень смущаюсь я. - Сегодня ходил к доктору...
-Милый! - Жена подхватывает меня на руки и кружит по комнате.
- Не надо! - пугаюсь я. - Мне же нельзя...
- Ой, прости! - Жена заботливо укладывает меня на тахту. - Родной, я очень хочу мальчика!
- Я постараюсь, - обещаю я и порываюсь встать. - Там котлеты...
- Лежи, лежи, я сама!

Жена переворачивает котлеты, нежно приговаривая: - Теперь все буду делать я, а тебе надо себя беречь... И не смей больше таскать картошку!
Я ненавижу эту нудную мужскую повинность и потому радостно киваю. Но затем мрачнею, печально вздыхаю:
- Скоро я стану некрасивый... Растолстею, живот до носа...
- Глупышка, живот мужчину украшает! Я сошью тебе пижамку. С запасом.
- И в этой пижамке я буду ходить на завод?
- Ну сколько там ходить - скоро в декрет!
- Нет, нет, - капризничаю я. - Я стану толстым, некрасивым, ты меня бросишь...
- Я? Брошу тебя?! Будущего мать моего ребенка?
- Отца... - неуверенно уточняю я.
- Нет, отец, наверное, я? - предполагает жена.

Мы оба задумываемся. Потом она тревожно спрашивает:
- А может, в твоем возрасте опасно?..
-Что ты! - пугаюсь я. - Мой папа считает: первый раз надо родить! А то- бесплодие. Папа по себе знает.
- Тогда решено. Носи и не беспокойся.
- Да-а, все вы так говорите, - хнычу я. - А когда Иван Сергеевич с автобазы рожал, так жена ни разу не навестила. Его из роддома ребята-водители забирали. Тоже отцы-одиночки!
Я плачу в голос, жена снова подхватывает меня на руки, роняет в кресло...

И я прихожу в себя. За окном осенний дождь. В комнате я один. Сижу в кресле.
- Ну что, сидишь? - заглядывает в комнату жена. - Сходил бы за картошкой!
- В моем положении?! - еще по инерции ужасаюсь я.
- В каком это положении? - мгновенно заводится жена. - Интересно, какое у тебя такое особое положение?
И я прихожу в себя окончательно. Хватаю авоську, бегу за картошкой. Никогда еще я не исполнял столь охотно и радостно эту нудную мужскую повинность.
(А.Инин)

• 
• 
•