Когда я служил ямщиком на почте, работы у нас было мало. И не потому, что мы от нее отлынивали, хотя и это случалось, а потому, что писем почти никто не писал. Директор наш, Афанасий Егорыч, человек редкой смекалки, решил эту проблему нетрадиционным методом, заставляя нас самих писать письма друзьям, родственникам, а порой и самим себе. При этом особо отличившимся полагалась солидная денежная премия. А чтобы избежать накладок, свои письма наши сотрудники вывешивали прямо над столом на всеобщее обозрение. Увы и ах, большинство проявило черезмерное рвение. Через месяц все наше почтовое отделение было увешано письмами, так что стало трудно ходить... Многие так увлеклись, что закопались в своей собственной корреспонденции и с трудом помнили, кому, чего и зачем они написали. Постепенно в нашем районе наметился дефицит бумаги, но Афанасий Егорыч не мог уже сдерживать толпы писателей. Они переписали Пушкина, Тургенева, Маяковского и даже "Войну и Мир" Толстого издали как подшивку пятисот двадцати шести тетрадей в линеечку. Мы уважали великих поэтов. Но не в кустарном производстве. А потому метод Афанасия Егорыча не возымел действия. Весь письменный хлам все равно сжигался на заднем дворе главпочтамта.

• 
• 
•