На лугу под нежным небом
руны пенились овечьи,
вдруг взметнулись руны дыбом
и пошли трещать, как свечи,
молоко в сосцах прокисло,
у овец в глазах померкло -
на ветвях вверху повисла
межпланетная тарелка,
межпланетная посудка
с межпланетными гостями
зацепилась за лужайку
межпланетными соплами.

На букеты дикой редьки,
на левкои луговые
из тарелки вышли дядьки,
гуманоиды живые.
Сердце Хлои как заноет,
руки-ноги отнялися -
трёхметровый гуманоид
смотрит в Хлою, как сквозь листья,
а в лице его конкретно
что-то счастья незаметно,
гуманоид на пастушку
смотрит жутко, межпланетно.

Гуманоид на пасушку
смотрит как большой учёный
на безмозглую соплюшку
инфузории толчёной,
он решает взять ли Хлою
на иголку с хлороформом
или греческую хвою,
как праматерь хлоиным формам,
гуманоид хлорным глазом
вычисляет что-то злое,
не промажь стерильный разум,
ветка хвои легче Хлои.

С тёплой веткой в тарахтелке
улетает странник жуткий
на летающей тарелке,
ужас сеющей посудке,
она землю отпустила
межпланетными когтями,
она воздух ухватила
межпланетными соплами
и сквозь небо просочилась,
проскользнула слизнем в залежь.
Хлоя, Хлоя, что случилось?
Ляг со мною, всё узнаешь.
Ю.Мориц

• 
• 
•