«… Именем Российской Федерации… приговаривается… к 20-ти годам лишения свободы…» На этот раз судья говорил очень ясно, отчеканивая каждое слово. Двадцать лет… и поломанная жизнь. Поломанная из-за глупого гонора, ощущения собственной лихости и безнаказанности. В глазах у меня не зал Басманного суда, а мозаика цветных воспоминаний, которая раскалывается на глазах: белая иномарка, смешной коккер-спаниель Сайзи, не желающая ни под каким предлогом есть салат «Оливье», СИЗО, книга для твоего племянника Вани – мы читали ему вместе, по очереди, сладкое пиво и мои возмущенные вопли… Все рушится единым моментом под этот гордый монотонный голос, все уходит, как песок сквозь пальцы… Больше ничего этого уже не будет. Я знаю, что до последнего ты не верил в столь суровый приговор, до последнего передавал письма с адвокатом, в которых обещал матери и мне вернуться. Мать тешилась пустой надеждой, а я уже знала, чем все закончится. И вдруг мне стало… все равно. Абсолютно. Внутри образовалась какая-то ватная пустота, из которой меня вкрадчиво спросили: «Ну, и зачем ты барахталась? Во имя чего?» Даже если сейчас судья скажет, что лично я приговариваюсь к расстрелу, я просто скажу: «Расстреливайте». Определение о прекращении в отношении меня уголовного дела я выслушала так, будто оно касалось постороннего человека. Твоя мама держалась, держалась уже за двоих, потому что в какой-то момент мне показалось, что перед глазами все куда-то плавно поплыло. Присесть до окончания оглашения приговора нельзя. Невольно слышу шепот одного из милиционеров при входе: «Смотри за девкой, бледная, как мел» Интересно, о ком это они? Ах, да, обо мне. Я тут одна … девка. Приговор вынесен, нам оставлена возможность кассации. Я знаю, что ты надеешься на нее, а наш адвокат на ней просто-таки настаивает, мотивируя это тем, что в судебном разбирательстве была допущена масса ошибок. Сегодня нашего адвоката ждет неожиданная новость – у нас нет денег на кассацию, значит, с завтрашнего дня мы остаемся и без адвоката.

• 
• 
•