Я вышла из офиса, который, в километре от Садового, оказался затерянным среди оазиса хрущевских пятиэтажек, кривых улочек с заржавевшими вывесками «Гастроном» и «Молоко», прибранных палисадников и полным отсутствием прохожих на улице.
Вышла под крупные, тяжелые капли дождя и с тоской вспомнила о новеньком зонтике, что весит дома на дверной ручке, одиноко и бестолково в своей глянцевой красоте.
Моя стеклянная остановка, размером с телефонную будку, уныло и заброшенно, стояла на тротуаре пустой узкой улицы, поднимающейся высоко в гору, и исчезающей в районе двухэтажных промышленных построек и старой заправки с надписью «Бензин», сложенной из битых красных лампочек.
Внезапно далеко, как будто из детства, послышался звук колокольчика трамвая. Медленно, гремя болтами и шурупами, он выплыл из-за угла и остановился передо мной. Из открывшихся дверей, в платьишке не по погоде и двух мышиных косичках вышла девочка лет тринадцати, со школьным ранцем, каких я тысячу лет не видела, как и самих школьниц, видать оттого, что они теперь очень быстро взрослеют...
Девочка поежилась под холодными каплями и побежала вниз по улице, против ветра, так, что подол ее платья превратился в парашют и куполом метался над сверкающими каблучками.

Город выпускает беспощадно из трамвая,
Нежное созданье - хризантему под зонтом.
И она бежит, не снимая босоножки…

А я почувствовала вдруг себя фикусом, которого после долгой, душной от радиаторов, зимы, выставили на балкон под тугие струи дождя, чтобы он выполоскал мои пыльные листья и напитал почву живой водой, без хлорки и септиков.
Хорошо иногда побыть фикусом, в крохотной стеклянной банке на уютной незнакомой улочке... очищает и отрезвляет.

• 
• 
•