ЧЕРНЫЙ ПЕРЕЦ ГОРОШКОМ, или Почему он не говорил о войне

О моем дедуле можно писать. бесконечно - что я и делаю.

В начале войны родился и через 10 месяцев умер в эвакуации от воспаления легких его первенец Владик.

- Когда его хоронили, дед твой на гроб упал, кричал страшно: "Не прощу... не прощу себе!" - рассказывала бабушка. - Ногтями землю разрывал... Самый красивый из всех детей наш Владик был.

В 42-м отряд деда попал в окружение. Когда запасы кончились, остался только черный перец горошком - тот, знаете, который хозяйки в бульон для аромата кладут.
Дед приказал солдатам его есть.

- Кто будет есть, тот выживет, - сказал он. - Остальные от цинги подохнут.

И сам ел. Пророчество его сбылось. Когда они вышли из окружения, свои в эту историю не поверили. И если бы не один майор, который деда знал еще с академии, вряд ли бы дали ему довоевать.

В 43-м родилась моя мама - любимица деда. Два года спустя он вернулся с фронта. Трофеев почти не привез.

- Аня, я не мародер, - пояснил он, развязывая вещмешок. - Вот скатерть мне в Польше подарили. А еще отрез тебе взял на складе - ну это уже у нас, по дороге. Довольствие выдавали.

О войне дед рассказывать не любил. Ордена надевал раз в год, вот в этот самый день - и только дома, для внуков. К Большому театру не ходил - и даже вроде бы презирал тех, кто там собирался.

Были у него фронтовые друзья, приезжали в гости, запирались в его комнате (дед всегда жил отдельно), играли в преферанс, пили, шумели, выходили веселые, добрые. О войне не произносилось ни слова. Никогда.

Я как-то спросила деда:
- Почему?

Он посмотрел на меня - сначала нежно, потом глаза его из голубых сделались серыми, налились стальным блеском.

- Ты моя ягодка, - сказал он привычное. - Страшное это дело - война.

И больше я от него ничего не добилась.

С Победой вас, сограждане.