Хотелось бы видеть снимок получше, да кто же даст?
Два друга - Иосиф Бродский и Анна Ахматова.
«Самое интересное, что начало этих встреч я помню не очень отчетливо.
До меня как-то не доходило, с кем я имею дело, тем более,
что Ахматова хвалила мои стихи, а похвалы меня не интересовали.
Однажды, когда мы завтракали на веранде, произошла любопытная беседа.
Ахматова вдруг говорит: «Вообще, Иосиф, я не понимаю, что происходит;
вам же не могут нравиться мои произведения». Я, конечно, взвился,
заверещал, что все наоборот. Но, до известной степени, задним
числом, она была права.
То есть в те первые разы меня в основном привлекало чисто
человеческое, а не поэтическое общение.
В конце концов, я был нормальный молодой советский человек.
«Сероглазый король» был решительно не для меня,
как и «перчатка с левой руки». Все эти вирши не представлялись мне шедеврами.
Так я думал, пока не наткнулся на другие ее стихи, более поздние».
Своей дочери Иосиф Бродский дал первое имя - Анна - в честь
Анны Ахматовой.Чем глубже он размышлял о ее судьбе,
тем больше преклонялся перед великой стойкостью ее духа в страшных испытаниях,творческим и нравственным величием, умением прощать,
скромностью и добротой.
"По мере того как уходила ночь, Ахматова становилась все
более и более одушевленной…
Она заговорила о своем одиночестве и изоляции как в культурном,
так и в личном плане…
Говорила о дореволюционном Петербурге - о городе, где она сформировалась,
и о долгой темной ночи, которая с тех пор надвинулась на нее.
Она говорила без малейшего следа жалости к себе… Никто никогда не рассказывал мне вслух ничего, что могло бы хоть отчасти сравниться с тем, что она поведала мне о безысходной трагедии ее жизни.
До сих пор само воспоминание об этом настолько ярко, что вызывает боль", -
вспоминал много лет спустя Исайя Берлин.

• 
• 
•